В городе стояла невыносимая жара. Вышло так, что июнь именно в этот день расщедрился на обильный, почти тропический ливень, но был грязно обматерен загорающими на крыше обнаженными девицами и, поскольку они оказались ближе всех к небу, снизошел до их желаний и вернул жару на место. Внизу на лавочке восседала, покрякивая, парочка древних старушенций, на словах давно решивших отойти в мир иной, а на деле цепко и уверенно держащихся за мир обыденный. Кстати, зонтики они так и не опустили.
      - Ох, Мария Ильинична, не те времена.
      - Вот и я говорю, не те…
      Старушенции словно по команде поднялись с лавочки, да так неловко, что космонавты в невесомости по сравнению с ними показались бы преисполненными грации. Место их тут же заняли двое мужичков – под тридцатник каждому, окольцованные и потому чересчур ухоженные. Пиво было с ними. А разговор шел медленно.
      - Эх, Серега, бля, не те времена.
      - Да кто спорит!
      - Кем мы, Серега, с тобой были десять лет назад?
      - Студентами?
      - Какими на хрен студентами! Панками мы были!
      - Угу, еще какими!
      Две пустых бутылки уже стояли около лавочки.
      - А ведь нет сейчас настоящих панков.
      - Нету, Лёха, совсем нету. Кончились.
      - Но мы-то есть?
      - Так уж и не панки ни хрена.
      Плюс две.
      - Ты помнишь, Серега, как с волосней на экзамены ходили?
      - Еще бы! По пятнадцать раз!
      - Но ведь не стриглись!
      - Не-а, не стриглись. Ты когда подстригся?
      - Жена во сне срезала…
      - А я перед дипломом.
      Еще две. Еще.
      - Серега, бля, друган, а ведь не заподло все было!
      - В натуре.
      - А как преподу по истмату на жопу «Секс пистолз» прилепили – помнишь?
      - Я же и лепил. Только путаешь ты, Лёха, не по истмату, а по истории КПСС.
      - Какая в жопу разница… в смысле, на жопу!
      - Никакой. Но истматовца мы с балкона обоссали.
      - Помню: я в академ ушел, а ты в политех перевелся…
      - Не, ну согласись, нам же по хер все было!..
      Новоприбывшие бутылки не смогли устоять и, прихватив старые, покатились к большой коричневой луже. К ней же вперевалку подошел ребятенок с «камазиком» на веревочке, по-хозяйски осмотрел и, прикинув оптимальную траекторию до самого ее центра, оттолкнулся сапожками от земли…
      Один бывший панк пожал плечами, другой принялся о чем-то напряженно думать, а ребятенок громко захохотал и, прихватив свой «камазик», умчался в неизвестном направлении, попутно обрызгав спустившихся с поднебесья прилично одетых девиц.
      Где мораль? Кто сказал, что она обязательна?! Если очень хотите, пожалуйста: «Панки грязи не боятся», – но это по дружбе и вопреки real sense.

Antony