Тринадцатая нота



                     - Не в радость обратятся тебе эти тринадцать
                  глотков, - подумал я, делая тринадцатый глоток.

                                                 Венедикт Ерофеев
                                                 Москва - Петушки



     Ветер.  Дождь старательно вылизывает дома и деревья, втиски-
вает осень в остывающие от летних чудачеств умы прохожих,  промо-
кающих насквозь, но свято верящих в полезность парусов своих зон-
тиков. Опять же, ветер. У-ух, какой! Зверь,  а не ветер!  И как у
него получается играть дождевыми каплями,  заставляя их,  бедных,
носиться по-горизонтали,  огибать ненужные препятствия  лишь  для
того, чтобы разбиться в последний миг о чью-то хмурую физиономию?
We all are targets. Ветер...

                                1

     Подъезд, вахта, лестница, еще, "к.  203",  звонок,  шаги  за
дверью.
     - Марина, где Серега? У нас репетиция сегодня.
     - А он, Валер, уже с полчаса в астрале сидит.
     - Я к нему пройду?
     - Как хочешь...
     Валерий расстегнул плащ, снял ботинки, правым - левый,  нак-
лонившись, правый, кинул, стряхнув воду, на полку кожаную кепку и
двинулся в направлении астрала.
     "Астрал" на деле был обычным туалетом обычного - а ля  кому-
налка - общежития столь же обычного, но, тем не менее,  чуть-чуть
секретного радиозавода "Красный полупроводник". На рвотного цвета
"астральной" двери сверху красовался заголовок  газетной  статьи:
"Путь у нас - один!", немного ниже - лицевая  сторона  сигаретной
пачки "Астра" с дорисованной буквой "л", а под всем этим -  широ-
кая, от края  до  края,  надпись "Stairway  to  Heaven",  выбитая
тусклыми звездочками советского принтера.  Изнутри - Валерий  это
знал - завершению обмена веществ способствовал плакат  "Ласкового
мая", он же помогал и при острых алкогольных отравлениях.
     Щель между дверью и полом источала сладковатый дым.  Валерий
костяшками пальцев отстучал "раз-два-раз" по  "лестнице  к  небе-
сам".
     - Серый, оставь пятку!
     Послышался шум Ниагары, и смывной бачок принялся  жадно  ла-
кать из водопровода. Сергей вышел, широко улыбнувшись.
     - Это умудриться надо - сандал с  травкой  спутать!  У  тебя
насморк?
     - Я подумал, если не табак... Запах странный... Так, значит,
нет травки?
     - Я этого не утверждал, - сказал Сергей, еще больше растянув
улыбку.
     - Что, есть?!
     - И этого я тоже не утверждал. Когда бренчать идем?
     - В пять. Как насчет пыхнуть-то?
     - Положительно.

                                2

     - Народ! Мне в астрале сегодня открылась истина.  Мэйдыч, не
стучи! Народ, блин! Есть тринадцатая нота, которую, если кто сыг-
рает, сразу станет величайшим музыкантом на  все  времена!  Черт,
слеза наворачивается! Пипл, мать вашу! Я ее слышал!!!
     - Гонишь ты, Серый, как на басу - гонишь, -  усмехнувшись  и
сложив в левую руку палочки, сказал Мэйдыч.
     - Не резон мне гнать, Валер, докажи!
     - Хреновая у тебя дурь, я тебе сразу сказал, что  ничего  не
слышал. Ва-а-ще ничего...
     Так никто и не поверил, со стороны это слишком  походило  на
неудачную шутку.  Да и что взять с человека, когда-то женившегося
на спор, обменявшего "Запорожец" на струны к бас-гитаре и  держа-
щего под боком собственный локальный астрал! Сергей был  серьезен
лишь один день в году - первого апреля - из-за великого противос-
тояния обществу. Шел сентябрь.

                                3

     Всю ночь шли поиски тринадцатой ноты.  Марина ушла к подруге
еще до полуночи, как только начались терзания басухи,  напоследок
покрутив пальцем у виска.
     А Сергей выкручивал колки - по какой-то  системе,  делал  на
листочке пометки, то и дело бегал в  астрал  со  слабой  надеждой
вновь услышать ее.  Астрал излучал безмолвие. Сергей спалил  нес-
колько сандаловых палочек, по случаю обменянных у  местных  криш-
наитов на палочки иные, "беломоровые".  Астрал упорно не отвечал.
Тогда на вход в астрал, точнее, на выход из него, было  водворено
большое круглое зеркало, и в нем Сергей впервые узрел собственный
фаллос не как обычно, сверху, а во весь его сморщенный  сантимет-
раж.  Астрал продолжал оставаться сортиром! Не помогли ни мантры,
ни "Отче наш". Травка, кстати, тоже не помогла.
     Как только Сергей открыл окно - комната скребла легкие дымом
и всегдашним перегаром - заныл ночной осенний ветер, перебиваемый
хлюпаньем водостоков.  Где-то рассекла лужу машина. От  соседнего
общежития донеслась отчаянная ругань, силуэты в окне  то  и  дело
заслоняли зеленый абажур.  Скандалили мужчина и женщина,  и  если
словарный запас последней превосходил таковой оппонента  исключи-
тельно за счет нецензурщины, то голос...
     Голос ее оттенялся непереносимой бабской глупостью, это чув-
ствовалось не в словах, не в построении речи  -  именно в голосе,
как нечто пещерное, первобытное. И это было ужасно.
     Так оно обычно и случается: нормальное, добротное человечес-
кое тело и маленькая обезьянья душонка, разлад, дисгармония.  Это
чаще, чем наоборот. Похоже, что у них там, наверху, что-то с тех-
нологией не в порядке - брак  выше  пятидесяти  процентов,  хотя,
массовость, как ни крути, усредняет.
     Потом ему почудилось, что все это было когда-то, и вовсе  не
с ним: "...стыдливо бил соседку. Мы с ней ему наставили рога".
     Позже, чуть только рассвет украл мысли, оживил  картинку  за
окном и заставил трещать радио, Сергей выбросил в  форточку  пос-
ледний за эту ночь окурок.

                                4

     - Майк, ты куда со своей балалайкой?
     - Обижаешь, гитара знатная, на заказ сделана.  А насчет "ку-
да" - мы с Октавой пикничок решили устроить,  так,  за  стадионом
посидеть, портвешка испить.
     - Чтоб он хрипел еще месяц!
     - Валер, не гони, Октава вам не принадлежит, он просто чело-
век, который иногда хочет расслабиться.
     - Хорошо, меня возьмете?
     - Мы с телками идем, извини, потом как-нибудь...
     - А... черт с вами, дай-ка инструмент, темачок по дороге ро-
дился, боюсь, забуду, пока дойду.
     Майк пожал плечами и протянул гитару -  так  нелепо  смотря-
щуюся в широких, с короткими  толстыми  пальцами  руках  хозяина.
Валерий присел на корточки,  чуть  подстроил  и  наскоро  озвучил
собственные мысли.
     - Ну, как, потянет с пивком?
     - Ты, Валер, фигней маешься, я эту мелодию года три назад  у
Деф Леппарда слышал.
     - Врешь!
     - Найди записи, проверь.
     - На каком альбоме-то?
     - Да не помню я...
     Дома Валерий, как, впрочем, и предполагал,  не  обнаружил  в
собственной фонотеке Деф Леппард вообще.  На следующий день он не
нашел их записей у Сергея и вновь охрипшего и побитого  алкоголем
Октавы.  Мэйдыч сказал, что тема неплоха, даже ритм на второй ги-
таре подыграл, но сообщил, что искомую группу когда-то брал  пос-
лушать вездесущий Майк - и потерял по пьяни.
     Действительность мрачнела на глазах.  Не было Деф Леппарда у
остальных друзей, на их обход Валерий потратил  целый  вечер,  не
было у друзей друзей, в магазине "Мелодия" - ха! - лежала  стопка
пластинок Аллы Пугачевой и пара "сборников советской эстрады", ну
и еще ноты всякие...
     А темачок, как назойливая муха, ломился в душу, выползая по-
партизански неожиданно в любых местах и в любое время.
     Примерно через месяц скупив в Москве весь Деф Леппард и вни-
мательно, пластинку за пластинкой,  песню  за  песней,  прослушав
все, Валерий снял наушники, наскоро оделся, вышел из дома,  пере-
сек дорогу, проследовал по тротуару до перекрестка, свернул,  за-
шел в подъезд, поднялся на третий этаж, позвонил, дождался, когда
откроется дверь, и с размаху ударил по  ничего  не  подозревающей
квадратной майковской физиономии.
     Через секунду начался долгий счет угловатых лестничных  сту-
пенек...

                                5

     - Мэ, смотри, в конце такта -  мои  тридцать  вторые,  потом
пауза, удар - и снова вступаешь. Понял?
     - Ага.  Переводя на русский: "Мэйдыч, когда я залажаю  трид-
цать вторые, потому что в таком темпе лажаю все подряд,  и  приз-
наю, что паяльником владею лучше, чем гитарой, ты чего-нибудь бе-
зумное отстучи, чтоб обо мне призабыли".
     - Издеваешься...
     В дверях появился Октава.
     - Валер, Мэ! В субботу "Ария" приезжает! Концерт будет!
     - Где?!
     - На стадионе химкомбината в восемнадцать нуль-нуль.
     - Билеты? Цена?!
     - Какая цена? Мы на разогреве!
     Восторг очень быстро сменился напряжением.
     - Октава, ты же голос сорвал, а суббота -  послезавтра.  Это
будет последний концерт в нашей жизни, она в субботу и  закончит-
ся, - рассудительно сказал Мэйдыч.
     - Да, Октава, нам хана, - добавил Валерий.
     - Вы ч±, поверили?! Что "Ария" приедет? В нашу-то дыру...
     - Ты шутками шути, Октава, а то у меня молоток под рукой,  -
сказал Мэйдыч.
     - Не, вы вообще не  шарите.  Допустим,  приедет  "Ария"  или
"Кофей". Кто нас на разогрев возьмет?! Мы же играть не умеем!
     И все согласились.  А потом вошел Сергей, грифом вниз прижи-
мая к груди зачехленную басуху.
     - Народ, можете, конечно, удивляться, но в  субботу  концерт
"Арии", мы - перед ними. Я только что из дворца культуры, там ре-
шали, в кого полетят помидоры.  Главный комсорг решил, что в нас,
его отпрыск от нас тащится...
     Мэйдыч стиснул зубы и схватился за молоток.
     - Вот, я смотрю, Мэйдыч не поверил.  Послезавтра  играем!  Я
сам хренею.
     В отличие от Октавы лицо Сергея казалось серьезным  и  почти
заслуживающим доверия.
     - Но почему мы? Они же нас ни разу  не  слышали!  -  резонно
вставил  Октава;  его  улыбка  постепенно  растворялась,  отражая
борьбу разума с обстоятельствами.
     - Они - нет, там дяденька-гэбэшник сидел с бумажками про нас,
вопросы все задавал. Нехилая, скажу я вам, папочка...
     - О чем хоть спрашивал?
     - Ну, например, почему я предпочитаю индийские  презервативы
советским, и где их можно достать...

                                6

     - Ответь, где она!
     - Ищи! Кто ищет...
     - ...тот всегда найдет? И штуку баксов на дороге?
     - И пулю в спину. Всегда. Если ищет.
     - Врешь!
     - Брось Сергей, тебе пора бы измениться...
     - Фигушки! Я слишком долго искал себя. Нашел. Другим не буду.
     - Этого не требуется насовсем.
     - Этого не требуется вообще.
     - Ты неправ.
     - Я не могу быть неправым здесь, не можешь и ты...
     - ...но мы не можем быть правы одновременно?
     - Да.
     - Ты снова ошибся. Предположи иное.
     - Что мы оба правы?
     - Точно.
     - Но ведь это абсурдно...
     - ...как абсурдна всякая новая истина.
     - Я обязан тебе верить?
     - Нет.
     - Ты говоришь правду? Всегда?
     - Как сказать...
     - Зачем ты мне ее сыграл?
     - От безделья.
     - Ты скажешь где она?
     - Нет.
     - Не можешь?
     - Не хочу. Это бессмысленно.
     - Сволочь!
     - Выходит, сволочь. Но я добрая сволочь, я хочу тебя предуп-
редить, если ты задержишься здесь, там тебя ждет белая горячка.
     - Но я могу остаться здесь.
     - Если так говоришь, значит можешь.  Но, мне кажется, не мо-
жешь.
     - Выгоняешь?
     - Да.
     - Счастливо оставаться, добрая сволочь.
     - И тебе удачи, Сергей...

     - Сережка! Сереженька! Надо ж так напиться! Сережка!
     - А?
     - Может скорую? Тебя вырвало. Ты мог захлебнуться.
     - Что?
     - Ты меня слышишь? - Марина стерла рукавом бегущую  по  щеке
слезу, другой рукой придерживая за волосы голову мужа.
     - Кажется... Это ты, Маринка?
     - Слышишь, слава Богу.  Сережка, как ты мог до такого  опус-
титься.  Надрался в одиночку, заснул головой в унитазе...  Ты  же
действительно мог захлебнуться! Сережка!
     - А еще у меня могла быть белая горячка...
     - Тебе все равно, что с тобой будет.  Так? А на меня -  пле-
вать? Плевать?
     - Маринка, я тебя очень люблю...
     - Сережка, не делай больше так. Можешь всю зарплату с Валер-
кой пропить, дело житейское, можешь купить новую гитару, я займу,
ты разбил свою об унитаз...
     - Разбил? У меня старая в гараже. Унитаз... цел?
     - Цел.  Сережка, и девок своих можешь трахать, думаешь, я не
знаю? Только не делай так больше!
     - Не знаешь... Маринка, я тебя очень люблю...

     - Ты вернулся?
     - Само получилось.
     - А там?
     - Там я в толчке. И Маринка плачет... Я тоже сволочь?
     - Сволочь.
     - А ты не мой двойник?
     - Фиг его знает... Нет, наверное. Думаю, я - это я.
     - Кто - "я"?
     - А сам не видишь?
     - Вижу. Но не верю.
     - Не обязан.  Мы повторяемся, Сергей, это неразумно. Ты ведь
ненадолго... здесь.
     - А ты не ценишь мое время... здесь.
     - Уходи, Сергей, тебе нельзя...
     - ...быть здесь?
     - Тебе нельзя быть здесь долго.
     - Счастливо оставаться.
     - Удачи.

     - Сережка!..
     - Маринка, я насовсем.

                                7

     - Эх, и опустил тебя Кипелыч после концерта!
     - А что я мог? У меня же голос не восстановился!
     - Забей, отхрипел - и ладно.  Серый - тот всю дорогу  лажал,
тринадцатую ноту, искал, наверно.
     - Ты это ему скажи.
     - Стоит ли? Разливай еще по пятьдесят...
     Бутылка преломляла свет заходящего солнца, и оттого казалась
кроваво-красной.  Холодно не было, но осень уже успела  наследить
дождями и намусорить листьями - так похоже на творческий беспоря-
док природы! Парк дышал уютом, приводя в чувства  двоих  усталых,
недавно освистанных для проформы, музыкантов.
     - Хорошо пошла. Слышь, Октава, а может, и правда, есть такая
хитрая нота?
     - Может и есть. Тебе-то что, ты же ударник.
     - Я про то, что если Серый ее найдет, наша жизнь только нач-
нется. Прикинь: в Штаты рванем, гастроли по всему миру, стадионы,
фэны, Вудсток...
     - Ха! Зачем мы ему тогда?!
     - Возможно...
     - Знаешь, Мэ, странные они оба, что Серый, что Валерка,  ни-
как их понять не могу.  У нас вообще странная  команда  -  играем
вместе, а по жизни они всегда сами по себе, и мы с тобой, как бы,
тоже.
     - Хочешь байку расскажу?
     - Вали, если к месту.
     - Жил да был один совсем  заурядный  человечек.  Работал  на
обычной работе, хорошо работал.  Но начальником так  и  не  стал.
Прочитал он однажды в газете, что среднестатистический  гражданин
нашей  великой  Родины    зарабатывает    столько-то,    проедает
столько-то, на одежду тратит столько-то.  Столько-то ему  лет,  и
живет на площади в столько-то квадратных метров. Прикинул челове-
чек - все, блин, сходится.  Только вот витамина "А" он потребляет
меньше. Начал он ходить по инстанциям, мол, витаминов ему не хва-
тает, и, в конце концов, выбился из среднестатистического графика
жизни, приобрел опыт в разговорах с начальством, наглее  стал,  и
сделали его самого начальником.  Так он перестал  быть  заурядным
человеком, а витамина "А" начал потреблять столько, сколько  ста-
тистикой указано.
     - Все равно, странно как-то...
     - Нет тут ничего странного, ведь  нет  обычных  людей,  есть
схожесть в мелочах.  Валерка - он же гений, лучший гитарист в го-
роде, у  него  свой  взгляд  на  жизнь,  он  чувствует  свою  ге-
ниальность, только вот шутки за наезды принимает.  Серый со своей
абсолютной исключительностью, конечно, тоже не подарок.
     - А может, у него крыша - того... ну, отъехала?
     - Нормальный он, Октава, хотя - не нам судить, не нашего это
ума порядок, а ты разливай, не ленись... стоп, не надо, прячь бу-
тылку, менты идут...
     К скамейке, на которой расположились Октава с Мэйдычем,  по-
дошел молоденький сержант - двое других притормозили  у  соседней
скамейки.
     - Это вы в субботу перед "Арией"?
     Октава прохрипел:
     - А ч±? За музыку еще сажают?
     - Уже нет.  Классно вы отыграли, я в оцеплении  стоял.  Нет,
действительно, - сказал сержант и после паузы смущенно продолжил:
     - Вы, мужики, извините, там мой начальник, он  говорит,  что
вам придется в отделение...
     - За что?! Мы никому не мешаем!
     - Долго объяснять.  Бутылку вы хорошо спрятали,  стемнеет  -
никто не найдет, пусть полежит, а мы сейчас на машине  быстренько
доедем.

                                8

     - Серый, и тебя взяли!
     - Да, Октава, беспредел...
     Камера предварительного заключения, КПЗ, то бишь, была наби-
та под завязку волосатыми  представителями  музыкального  бомонда
города. Человек сорок! Одни стояли, другие сидели на бетонном по-
лу. Курили запрещали, но курили так, что воздух обрел помимо рез-
кого запаха смеси табачных сортов грязный насыщенный цвет.  Пере-
гар, пропитавший стены, темные пятна на полу: кровь, пролезший на
свободу портвейн?..
     - Серый, в чем дело? Нас на Колыму отправят? - всерьез спро-
сил Мэйдыч.
     - Зачем? Нас просто расстреляют. Майк, объясни ему!
     Майк пробурчал:
     - Да козла какого-то отпидарасили, вроде, в  парке,  ну,  он
заяву кинул, типа: "Меня отпидарасил кто-то волосатый",  а  менты
всех волосатых сюда и свезли, рады, сволочи, стараться. Я здесь с
обеда.  Веришь, Октава, я бы этого мудака сейчас сам бы отпидара-
сил!
     Послышалось общее одобрительное: "Угу!"
     - Слышь, Серый, а может, это новый способ с нами бороться.
Раньше, например, дурь подбрасывали...
     - Не знаю, ничего не знаю...
     В коридоре послышался перезвон ключей, затем - скрип решетки
и приближающиеся шаги. Двое в погонах, капитан и знакомый по пар-
ку сержант, привели пацана лет четырнадцати с фингалом в  пол-ли-
ца.  Вместе с ними была женщина, скорее всего, мать парнишки, ко-
торая процедила сквозь зубы: "Этих уродов всех пересажать надо!"
     - Ну, есть среди них кто-нибудь похожий? - спросил капитан.
     Потерпевший разглядывал тех, "кого надо пересажать",  недол-
го, секунд десять.
     - Нет, тот был с бородкой и шрамом на щеке...
     А бутылка из-под скамейки все-таки пропала! Октава с  Мэйды-
чем ей догнаться хотели после глобальной попойки бывших  подозре-
ваемых на трибунах химкомбинатовского стадиона. Да им и не жалко,
если кому-нибудь на благо, только бы его потом за аморалку звания
не лишили...

                              * * *

     Что? Вас интересует, нашел ли Сергей тринадцатую ноту?  Ска-
жем так, пока - нет.  Известно лишь, что запряталась  она  где-то
между стандартными соль-диезом и ля, так в  астрале  Джон  Леннон
сказал, наврал, может быть, он мастер на выдумки.  Если кастриро-
вать чувственность и с потрохами продаться науке,  окажется,  что
любой звук несет ее в себе: частота, спектр, гармоники - все чет-
ко и ясно.  Не потому ли мир обладает силой, и не пропел ли  Гос-
подь изначальное слово?!
     А мир меж тем богат на сюрпризы.
     Маринка, стерва, к Мэйдычу ушла, на прощанье по  обыкновению
пальцем у виска покрутила.  Терпение небеспредельно. Сергей,  ко-
нечно, запил, но нашел смысл и волю бросить. Санитары к нему пару
раз наведывались, здоровьем интересовались и ненавязчиво  пригла-
шали к себе.
     Летом следующего года был записан альбом "Тринадцатая нота",
футляр от кассеты сейчас на моем столе, а она  сама,  заслушанная
до дыр, в деке магнитолы.  С обложки  снисходительно  поглядывает
Сергей и прижимает к груди свою видавшую виды бас-гитару, разбав-
ляя улыбкой холодок фиолетового бэкграунда.  На  последнем  треке
Валерий только что - в моем временном отсчете  -  довольно  чисто
вывел те самые тридцать вторые, а вот и Мэйдыч выложился -  умеет
же!
     Альбом, кстати, вышел небольшим тиражом на  московской  под-
польной "фирме звукозаписи", которой в то время  заправлял  одно-
кашник Октавы. Он тогда решил и проблемы со студией.
     "Ария" больше не приезжала; в народе прошел слушок, что и не
она это вовсе была, а так, фанерщики какие-то, провинция - кто  ж
поймет.  Только Октава, вроде бы, знал правду, ему Кипелов на ад-
рес дворца культуры письмецо прислал  с  пожеланием  восстановить
голос.  Всю правду знал один лишь Мэйдыч, ради  хохмы  сочинивший
сие послание.
     А так - все по спирали: ежегодная пьянка на стадионе, будни,
выходные, праздники.  Ноябрь вот на дворе, скоро седьмое. Утром и
днем шел снег, но - я посмотрел в окно - уже растаял.  Соседи  за
стенкой скандалят.  Временами слышен звук проезжающих где-то вда-
леке машин.  В соседнем общежитии горит одинокая лампочка - так и
есть, двести третья.  Ветер, словно  спьяну,  который  час  тянет
странную заунывную мелодию - на одной ноте...

Antony